Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ] - Николай Александрович Баранов

бока жеребца.

Конь князя, гневно заржав, скакнул вперед, с места пойдя бешеным скоком. За князем последовали остальные. На этот раз Ратьше и двум его меченошам удалось пробиться в первые ряды и переведаться с врагами добрыми ударами. Противниками оказались хорезмийцы. Ратислав часто встречал их торговые караваны с охраной в хорошем доспехе на рослых красивых конях. Вот такие воины в панцирях, шлемах светлого металла, круглыми медными щитами на горячих сильных жеребцах и ударили им встреч. Да, это были хорошие воины, не слабее рязанцев. А еще их было больше. Не поджимай вражьих всадников с трех сторон толпа горожан, тянущаяся к ним острым железом, не известно, кто бы одержал верх. Но защитники города не давали находникам встать в правильный для конного боя строй, и отряд Великого князя помалу ломил врага. Вот только получалось это не быстро.

Ратьша, рубясь с хорезмийцами, спиной чувствовал — вот сейчас сзади ударит свежий отряд татарской конницы. Так и вышло. Позади, даже сквозь шум боя, стал слышен топот копыт по бревнам уличной вымостки, а потом раздался боевой клич татар и в задние ряды рязанских конников вломился еще один отряд степняков. Всадники Великого князя смешались в кучу, потеряв всякое подобие строя, образовалась дикая давка. Надо было прорываться, иначе совсем скоро всех их порубят в куски. Юрий Ингоревич поднялся в седле, сверкая на полуденном зимнем солнце золоченым шлемом, вскинул окровяненный меч, привлекая внимание своих людей, и наклонил его в сторону Спасской площади, указывая направление прорыва.

Им удалось вырваться, потеряв при этом половину людей. Шпоря коней, хлеща их плетьми и чувствуя, обмирая, что время потеряно — враг, скорее всего, уже добрался до Спасской площади, они неслись вверх по Борисоглебской улице. Вот из-за крыш теремов показались золотые купола Спасского собора. Но тут, не доехав до площади саженей сто-сто пятьдесят, княжеский отряд уткнулся в спины вышедших на защиту города рязанцев. Где-то там впереди на площади шел бой — слышны были крики ярости и боли, лязг оружия и ржание лошадей. И народ пер на помощь, полностью запрудив улицу.

Пока можно было, люди расступались, давая дорогу всадникам, кричали им ободряющие слова в след. Но, не доехав до площади саженей семьдесят, кони уперлись в плотно сомкнувшиеся спины защитников, рвущихся вперед, жаждущих добраться до ненавистного врага. Пришлось гнать коней на людей, раздвигая их в стороны. Кого-то даже немного придавили. Народ ругался, но старался подвинуться, понимая, что помощь конных воинов там впереди будет совсем не лишней. Миновали перегиб подъема и вот — вся Спасская площадь как на ладони с высоты седла.

На площади бушевало людское море. Рязанцы перемешались с татарами конными и пешими слоеным пирогом. Никакого строя — куча против кучи. Только татарские всадники пытались встать колено к колену, понимая, что стоит им разделиться, и неизбежно они будут стащены с седел, подняты на копья или вилы. Татары одолевали, их прибывало по улице Великой все больше и больше. рязанцы тоже продолжали сбегаться с окрестных улиц, но были они без доспехов, вооружены кое-как, потому размен в бою шел, не менее, чем один к пяти в пользу находников.

Самое ужасное было то, что на левой стороне площади бой шел у самого входа в Спасский собор. Татары теснили горожан и неизбежно совсем скоро должны были ворваться внутрь, туда, где молились о спасении города женщины и малые дети, Великая княгиня с дочерями и жены, невестки, дочери лучших людей рязанских. Но глаза Ратислава устремились на правую сторону площади, к княжескому двору, туда, где сейчас находилась Евпраксия. Резные двустворчатые ворота, кто-то успел закрыть, но добравшиеся до них конные татары забрасывали на колья частокола арканы и прямо с седел ловко лезли по ним, запрыгивали в бойницы, оказываясь на боевых полатях. Там их никто не встречал — стражи в княжьем дворе, должно, совсем не осталось, а если и осталось, то совсем чуть и они даже не пытались оборонять стены, а отошли в терем.

Ратьша, не помня себя, погнал Буяна в сторону ворот княжеского двора. За ним последовали его меченоши и десятка два всадников. Остальные продолжали держаться Великого князя, который отчаянно пытался прорубиться к входу в Спасский собор. Жеребец Ратислава пробился через толчею горожан и смердов, стремящихся добраться до врагов, проломился через тех, которые уже сражались и с яростным ржанием взвился на дыбы, обрушивая передние копыта на возникших впереди татарских пешцов — мордву, вроде бы. Меч в руке Ратислава замелькал молнией, рубя находников справа и слева от себя. Передних топтал и рвал зубами Буян. С боков его привычно прикрывали Первуша с Годеней, тоже не скупящиеся на смертоносные удары. Клин панцирных всадников довольно легко прошел островок мордовской пехоты, оставив их разрозненных, смешавшихся на растерзание ожесточившимся защитникам города, раздвинул кучку своих, окруженных татарами и врубился в конный татарский отряд. Похоже, это были сами монголы, легкая их конница на мелких злых лошадках, в кожаных доспехах и мохнатых шапках с надетыми прямо на них шлемах-шишаках. Поторопились гады ворваться город, чтобы набрать добычи, не ожидали, должно, что не сломлен еще дух защитников. И поплатились…

Рослые кони русских опрокидывали малорослых монгольских коней вместе с всадниками. С чавкающим хрустом крушили коваными копытами плоть, мешая ее с мерзлой грязью, покрывавшей мостовую площади. Пытающихся выбраться из-под лошадей монголов, распластывали злыми ударами мечей. Уцелевшие пытались податься в стороны, уклониться от напора неизвестно откуда взявшихся бешеных русских. Но теснота не давала этого сделать. Эх! Развернись плечо, размахнись рука! Кабы всю эту горькую войну так-то! Монголы почти ничего не могли сделать с закованными в железо богатырями на конях-великанах. Русские прошли сквозь легкую конницу словно раскаленный нож сквозь масло. За ними пристроились пешие рязанцы, стаскивающие с седел и добивающие тех, кому повезло не попасть под прямой удар панцирной конницы.

А вот дальше… Дальше, миновав жиденькую цепочку бьющихся из последних сил городовых стражников, отряд Ратислава уперся в почти правильный пехотный строй аланов. Эти славились своей стойкостью, как в конном, так и в пешем бою. И у них были копья… Из седел вывалились сразу полдесятка ратьшиных людей, насаженных на эти самые копья. Двое рухнули вместе с конями, но успели вывернуться из-под валящихся пронзенных скакунов, вскочили на ноги, начали ловить коней лишившихся седоков, в неистовстве желая продолжить схватку.

Ратислав прикрытый Первушей и Годеней с боков, перерубив три, или четыре копья, сумел-таки вклиниться в аланский строй. За ними устремились около двух десятков его конников. Их поддержали